УИК 1654, Братеево, Кирилл Федяев
[Удаление, вброс силами членов комиссии, подмена протокола] 

Вот кто-то с горочки спустился, или как мы напрасно поверили в честность председателя избирательной комиссии

Пояснение: заголовок придуман не от балды, и это не метафора, это жизнь.

Ситуацию, когда с самого утра качаешь права, так что днем тебя удаляют и до свидания, я не рассматривал. А общая ситуация конечно абсолютно патовая, и если не менять кардинально состав УИКов и не выводить их из-под местных администраций, то на президентских выборах надежд на реальный успех очень мало.
Под участок 1654 выделена половина спортивного зала. Урны в одном его конце, наблюдатели в другом, между нами и урнами узкая полоска метров 20-30 длиной. Подходить к урнам нельзя, сновать туда-сюда вдоль кабинок не стоит, к спискам лучше не приближаться…

Наблюдателей фактически двое: я с СПГ от Яблока и Олег корреспондентом от «Новой». Плюс от нашего проекта еще Лариса Ивановна из Солидарности, но ей лет под 80, она много курит (для чего естественно ходит на улицу) и вдобавок считает, что «днем ничего не происходит». Ну и по мелочи: молодой коммунист с решающим голосом, дудящий в одну дуду с комиссией и явно подосланный; от «Справедливой» паренек, этот вообще аполит, ночью он едва не вступил со мной в рукопашную, так как ему очень хотелось домой; и девица от ЕдРа, с ней были проблемы, особенно ночью. Короче, помощь от них ото всех нулевая. К сожалению, и от Ларисы Ивановны в силу ее возраста тоже.

Председатель комиссии - Гладышева Елена Михайловна, милая, обходительная и дружелюбная женщина. Она нас быстро к себе расположила. Думаю, будь мне лет 12-13,  я б с удовольствием даже у нее в классе поучился. Негласный уговор с нею был такой: «Вы нам не мешаете, а мы вам». Пусть каждый занимается своим делом. И действительно, если нет каруселей, нет отморозков, у которых на лбу все написано, нет проставленных заранее галочек в бюллетенях и возмущенных сим недоразумением граждан, нет приписок в списках избирателей, и когда стул с избирателем пустой, ручкой в списке не водят – ну, какая действительно разница, где стоять наблюдать: в метре от урны или в десяти? Верно?

 И, тем не менее, около 200 голосов вброса.

То, что 330 потом еще в ТИКе пририсовали ЕдРу за счет остальных – хрен с ними, это даже повеселило, но вот эти вот 200 разозлили и неслабо. Ибо это был исключительно НАШ промах. Это было НАШЕ поражение. И в противовес нашему поражению - ИХ победа, изящная и циничная.

 Я потом еще напрягался и думал, когда все пошло не так. И понял я вот что: пошло не так с самого начала.

 1)      Что нам мешало не либеральничать с председателем при первом знакомстве, а, нацепив на грудь значки наблюдателей, зачитать ей наш «манифест»?

2)      Что нам мешало добиваться переноса урн на видное место, а если и не переноса урн, то хотя бы статуса-кво: мы стоим рядом с урнами и занимаемся своим делом? «Мы своим, вы своим, как и договаривались»

3)      И что нам мешало вести счет голосующих избирателей, чтобы под вечер не зависеть от списков – это раз, и погрешность по проголосовавшим, чтобы была не плюс-минус 70, а плюс-минус 7, - это два?

4)      Что мешало взять на участок нормальную видеоаппаратуру, а не такую, какую взяли?

5)      И что нам мешало, в конце концов, относиться к председателю не как к обычному человеку, а как к председателю УИК, которая есть часть ТИК, которая всецело подчиняется управе, которая органично вписана в коррумпированную систему, бездушную и по определению бесчеловечную?

 В этом последнем моменте, кстати, и заключается наш главный просчет. Человечное отношение к функционеру системы. Априори и не сговариваясь, мы с Олегом посчитали председателя достойным и вызывающим доверие человеком. Гонора админресурса в ней не чувствовалось ни малейшего. И довольно естественным выглядело наше желание, как минимум, не идти на конфликт.

И даже больше. Ее, например, было искренно жаль, когда какой-то кавказец схватил ее за руку и грубо оттолкнул. Она не позволила ему и его жене проголосовать за детей, и он осерчал. Ментов потом парочка подвалила, кавказца с супругой увели, инцидент был исчерпан. И хоть они определенно были противниками ЕдРа, сочувствия они не вызвали. А она вызвала.

 И потом ее было жаль, когда она хмурая в течение часа ходила, подходила к нам, сокрушалась, что отойти никак от такого хамства не может, что напряженная она вся внутри и все такое. Мы верили.

Короче, не воевать мы туда пришли, а работать. Это на войне ты стреляешь по всему, что движется, а на работе только в случае крайней нужды.

И это удивительно на самом деле. Ведь знаешь, в какой стране живешь, телевизор не смотришь, читаешь «Новую», усвоил по пунктам катехизис наблюдателя, где на вопрос «кто вбрасывает бюллетени», дается ответ: «карусельщики или комиссия», ну и следи во все глаза за комиссией в отсутствие карусельщиков. Вот твой пост, вон твой враг. Ну а кто он еще, если занимается вбросами? Не будет же Емельяненко, допустим, обращать внимание на синяк на коленке Монсона и от этого, жалеючи соперника, бить слабее? И разве может для черного риэлтора, допустим, служить оправданием тот факт, что он дома старушку-мать кормит с ложечки «Растишкой»? В общем, при хорошо усвоенной теории на практике вышла засада. И это было обескураживающее и больно уязвляющее открытие.

 А когда все было уже позади, и они подогнали количество неиспользованных бюллетеней под количество проголосовавшего народу, и мы их уже часа три продержали в осаде, требуя показать списки, а они не хотели, так что аж сразу двум женщинам поплохело, и одна так вообще с заплаканным носом ходила, а на другую нам указывали пальцем и говорили, «смотрите, мол, гады, до чего человека довели», и уже черт знает сколько постороннего народу перебывало на участке и наобщалось с председателем, после чего удалили Олега как «постороннее на участке лицо», а потом наскоро пролистали мне списки («не хочешь – не смотри»), а потом занялись вываленными на стол бюллетенями, попутно бросая едкие реплики в мой адрес, так как я с камерой наперевес искал вброса и не находил (они маленькими порциями в течение дня кидали, и не один в другом листы были, а рядышком, я эти порции видел, но рефлекс не сработал, увы), так что вышло у ЕдРа в результате 43% – короче, после всего этого беспредела, в 1.45 где-то председатель ушла составлять протокол, а прочие дамы сели за стол. И вот хотите знать, что было дальше?

Дальше была песнь. Победная. Исполняли ее хором. Одна сказала: «А не спеть ли нам песню?» Другие сказали: «А что, можно». И затянули: «Вот кто-то с гоооооорочки спустился. Наверное, мииииилый мой идет. На нем защиииитна гимнастерка. Она с умаааа меня сведет».

 «Вот это финиш», - подумал я. Картина «Дамы в расслабоне». Или скорее «Охотники на привале». Все равно как фальшивомонетчик всучит кому-то на рынке пачку поддельных тысячерублевок, а потом отойдет в сторонку и затянет: «Виновата ли я? Виновата ли я? Виновата ли я, что люблююююю».

 Только что они внаглую надули общественных контроллеров. В ту же самую ночь по всей стране еще много тысяч комиссий нагло надули общественных контролеров. Судя по масштабам надувательства, эта песнь про «защитну гимнастерку» должна была звучать от Калининграда до Чукотки надо всеми населенными пунктами. Я бы поежился. Это ж какие масштабы! А они ничего. Пели так, будто преодолев трудности и выполнив свой долг, они одержали заслуженную победу. Да, не нокаутом, да, по очкам, но ведь одержали же! Одержали! Как поется еще в одной песенке: «И все-таки, и все-таки, и все-таки мы победили!»

Кража голосов не считается у них преступлением. Она у них не считается даже хулиганством или баловством. Кража голосов – это и есть та работа, которой занимаются на выборах все УИКи. 

А попутная их обязанность – война с активными наблюдателями. И почему же, спрашивается,  мы с Олегом жалели председателя УИК Гладышеву Елену Михайловну?