УИК 1481, Нижегородский район, Владимир Камский, Катя Владышева
[Вборс до запечатывания ящиков, Работой УИК руководит депутат]

Выборы как острое приключение

Неприятности начались сразу: в 7.45 постовые полицейские не позволили нам подойти к избирательному участку. «Нам сказали – только после 8». После уговоров и ссылок на закон лишь в 7.52 нам посчастливилось позвонить в запертую дверь. «В 8 начнётся голосование – вас и пустят». Эшелонированная оборона. Войти несколько раньше нужно просто для того, чтобы представиться по форме (документы придирчиво осматривают и неторопливо записывают), убедиться, что нет нарушений, и расположиться для наблюдения. В тот момент нас было только двое: наблюдатель от «Яблока» Катерина и я, спецкор «Новой газеты». Мы ещё накануне познакомились с председателем комиссии Юлией и предупредили её, что прибудем до открытия; возражений тогда не было. Необходимость прорываться оказалась неожиданностью. Мы теряли драгоценные минуты. Вот-вот пробьёт 8 утра, когда все присутствующие, в т.ч. наблюдатели и первые избиратели, узрят священную пустоту стационарных ящиков! Однако ещё в 7.55 обнаружилось, что ящик уже опечатан. И в ответ на предложение согласно закону открыть его, показать и только потом опечатывать НАЧАЛОСЬ…

«Вы должны стоять здесь, а если сдвинетесь со своего места!..», «Если кто-нибудь пожалуется на вас!..», «Вы не имеете права вести видеосъёмку!», «Вы нам очень мешаете и мы не позволим присутствовать до 20, до начала подсчёта», «Если только вы пикнете!..» (это уже при подсчёте). Согласно закону, если председатель сочтёт, что наблюдатели мешают голосованию и работе комиссии – а назвать помехой можно что угодно — их с помощью полиции удаляют с участка. Угроза такого удаления прозвучала практически сразу после «доброго утра» и громко напоминалась в течение всего дня. Едва ли хоть один член УИК не услышал громких слов обо мне: «Он ходит и мешает нам работать, он неадекватный, мы его предупреждали». 

Кто же так активно нам противостоит? Кто этот самый «мы», вернее, «МЫ», которого слушается председательница Юлия? Депутат муниципального собрания Антонов Илья Маркович, 1949 года рождения, место жительства: г. Москва, район Зюзино; генеральный директор ЗАО «Техоснастка».

Каждого избирателя он приветствовал отеческой улыбкой, широким жестом указывал на кабинки, на прощанье дари шарики деткам («растите, юные избиратели!») и цветы тем, кто голосовал впервые. Моя однокашница-общественница отзывалась о нём благодарно: «Он такой пробивной, так всем помогает, даже на свои деньги. Странно, что он так к вам относится, наверно, нервничает».

Было от чего нервничать: благодетель Илья Маркович уже совершил преступление, подложив в стационарную урну 300 или немногим более бюллетеней — сумеете ли угадать, за какую партию? Впрочем, этот опытный руководитель вряд ли опасался, что его разоблачат: члены комиссии были во всём ему покорны. Скорее, это было расчётливое поведение. Попробуйте-ка не выйти из себя, когда слышите, что видеосъёмки подсчёта голосов не будет? Беру со стола председателя «Федеральный закон о выборах депутатов государственной думы федерального собрания Российской федерации», читаю статью председателю в присутствии депутата Антонова, спрашиваю: «Вы подтверждаете наше законное право снимать?» Председатель вяло кивает и переводит взгляд на Антонова. Тот смотрит на меня в упор: «По закону мы вас удалим». В его глазах ни тени сомнения в своей правоте! Но не может же такой опытный руководитель не знать законов. Значит, врёт в глаза, играет — да как играет! — «Читайте!» — показываю пальцем в нужное место. — «Вы нам очень, ОЧЕНЬ мешаете, но мы, так и быть, всё же позволим вам снимать. Но если только…» — и старые угрозы удалить. Две минуты на повышенных тонах. Председатель безмолвствует, остальные члены УИК тем более, полиция до поры до времени сохраняет нейтралитет. Депутат Антонов раздражается на любое наше движение и не упускает шанса вмешаться. Доходит до абсурда: когда я пошёл со своим открепительным удостоверением за бюллетенем, Антонов очередной раз шумит: «Он всё-таки нарывается!» — но потом и не думает извиняться. Всё очень отвлекает от нашей задачи. Но раздражаем его только мы: по участку свободно бродят социальные работники, представитель МЧС и ещё какого-то ведомства, хотя что им там нужно? 

Психологический прессинг — провокация: хочется возмутиться, оспорить, отстоять свою законную позицию. Но если выйдешь из себя, рискуешь услышать роковое «мешает, удалите». Ну а если не отстаивать – как наблюдать? Забиться в уголок и не отсвечивать? 

Впрочем, можно не только в уголок: предлагают подкрепиться завтраком, съездить на бесплатный обед и ужин, взять талоны в рестораны. Полицейский по-свойски подмигивает мне: «Коньячку?» Спасибо, еду взяли с собой. Это не только показная доброта (хотя под должностной кожурой это и вправду могут быть добрые люди) — это ещё один способ отвлечь. Но какой разительный контраст составляет эта забота — и единодушный «одобрямс» при нашем последующем изгнании! 

Мы с Катей сели на стулья примерно в 4-х метрах от стационарной урны, вооружившись листом для подсчёта опущенных бюллетеней и электронным счётчиком. Рядом с урной — караул из двоих дружинников. Фотографировать опускание бюллетеня нельзя, потому что это будет смущать избирателей: вдруг в кадр попадёт и лицо, и отметка в бюллетене? Вот и повод для удаления наблюдателей. Большинство народа складывает свои листочки, так что в узкую щель они проходят не очень легко. Это хорошо: больших вбросов не будет. Тогда мы ещё не подозревали, что они и не нужны, потому что главный вброс уже состоялся. И какой! 

Ящик находился под нашим неусыпным наблюдением все 12 часов, если один ненадолго отлучался, то другой продолжал следить. К закрытию участка в 20.00 мы насчитали 388 опущенных бюллетеней, с погрешностью не больше 10 — нас отвлекали, но не обоих одновременно. «А мы насчитали больше, гораздо больше!» — гордо заявил г-н Антонов. С подтекстом: а вы-то врёте, небось, не всех считали. Сюрприз! Однокашница, которая тоже целый день наблюдала за выборами от другой партии, передала, что тоже удивилась: поток граждан был небольшим.

Участок закрылся, всех лишних удалили, а нас в очередной раз строго предупредили, что если только двинемся с места или скажем слово… ну, вы поняли. 

Итак: УИК №1481 г. Москвы получил 800 бюллетеней, из них 69 бюллетеней не были использованы, а 32 избирателя проголосовали на дому с помощью переносного ящика. Таким образом, в стационарном оказалось 800-69-32=699. Разница с числом опущенных бюллетеней по нашим подсчетам — примерно 300, т.е. по 2 фальшивых на 3 настоящих! Так что избиратели, особенно пожилые, с трудом переставляющие ноги — могли не особенно напрягаться: за них уже проголосовал депутат Антонов, они оказались всего лишь массовкой для его игры.

Заметив процедурное нарушение при подсчёте, наблюдатель Катя попросила председателя принять жалобы. Просьба была проигнорирована: «Мы сейчас заняты, потом». Закон требует немедленной регистрации и рассмотрения жалоб, «потом» будет поздно: подведут итоги, опечатают документы, уедут подавать итоговый протокол в УИК — нельзя ждать! «Когда вы примете наши жалобы?» На выручку приходит депутат Антонов, под его нажимом председатель ставит вопрос о нашем удалении с участка (головы участников комиссии склонены, а руки подняты), затем они составляют бумагу, потом Антонов отлучается, чтобы вызывать патруль. В это время подсчёт остановлен, и я сообщаю членам комиссии, что они стали соучастниками грубого нарушения закона. В отсутствие вожака ничего внятного они не отвечают. С одной стороны, величина вброса говорит сама за себя, но есть и другие важные для них цифры: оплата их труда. 

Около 22 полицейские заходят в участок и подгоняют нас угрозами разбить оборудование. Мы заявляем, что на их глазах нарушается закон: мотивированное письменное решение об удалении нам даже не предъявлено для ознакомления и подписания. «Вот оно» — «Покажите» — «Ознакомитесь в отделении, выходите». Председатель на своём участке – царь и бог, и не считает нужным соблюдать процедуру закона.

Едем на дышле закона в ОВД «Нижегородский» (№97). Там мы проконсультировались по телефону с юристом горячей линией «Яблока» и написали встречное заявление об административном нарушении при удалении с участка, а также объяснительные, завизированные полицейскими — хоть какой-то документ. На выручку пришли муж наблюдательницы и друзья. 

Ближе к полуночи на такси и машинах добрались до управы района, где заседала ТИК, и, после недолгих уговоров, предстали перед комиссией как раз в тот момент, когда по нашему участку был подведён итог: оказывается, за «Единую Россию» отдали голоса 460 избирателей. Представим, что «Единой России» не приписали чужих голосов и прибавка ограничилась только вбросом. Даже в этом случае они получили примерно втрое больше (460 вместо 160), чем за них проголосовали! Услышав нашу историю и приняв жалобу, одни члены комиссии были шокированы, другие выразили сомнения в правдивости истории. Я заявил, что готов подтвердить свои наблюдения в суде. Вообще, подлог можно довольно просто изобличить: надо просмотреть реестр, в котором обнаружатся массовые подделки личных данных и подписей тех избирателей, на чьё имя были выписаны вброшенные бюллетени. Уголовное дело, между прочим. Наконец, возник резонный вопрос: а почему мы сразу не сообщили УИК о преждевременно опечатанном ящике? Или не упомянули об этом днём во время визита представителя? И тут надо честно признаться, что мы сами допустили ряд оплошностей. Растерялись от всего, что происходило. В штабе рекомендовали без нужды не обострять отношения, хотя, как выяснилось, как раз в данном случае надо было настаивать до последнего. Следовало не тратить время на спор с Антоновым и другими членами комиссии, а писать жалобы, и если их не принимал председатель — везти их в ТИК. Очень бы помогли ещё друзья-коллеги, но четверо, кого я звал, не захотели, а наблюдатель с совещательным голосом и, главное, опытом работы на выборах, собиралась приехать да не приехала. Её доступ к реестру избирателей очень помог бы установить подделку. Мы с Катей и фотокором от ещё одной газеты Татьяной до сих пор наадреналинены произошедшим. Говорят, что на других участках были похожие и даже более скверные ситуации.

Каков же вывод? Многие не хотят приходить на выборы: дескать, выбирать не из кого, всё равно напишут нужные цифры. Услышал вчера шутку: «Мы голосуем за вас» — говорят избиратели. — «А мы голосуем за вас» — отвечают в счётных комиссиях. А вот это можно изменить. С какой стати за (т.е. вместо) нас решают, на что потратить национальное богатство? Ситуация дикая: на наши деньги работает отлаженная машина нашего же обмана. Да, мы фактически лишены выбора. Но мы не лишены права участвовать в выборах как наблюдатели — и в таком количестве, чтобы фальсификаторы не смогли сбить с толку, помешать видеосъёмке, просто вытолкать. И когда сопротивление народа станет массовым, власть переменится. Помните, Саурон был крутой и большой, а хоббиты - слабые и маленькие, но ... кто кого завалил? :)

Очень рекомендую рассказ Катя Владышевской, чьим мужеством я восхищаюсь: "Как я была наблюдателем на выборах 04 декабря 2011, или полный аллес капут" 
Огромная признательность всем, кто нас поддерживал по телефону и личным приездом в полицейский участок.

А вот и рассказ Кати Владышевской. Те же события ее глазами.

Как я была наблюдателем на выборах 04 декабря 2011, или полный аллес капут

Об этих выборах я бы говорила только в грубой матерной форме, если бы мама в детстве не объяснила, что это нехорошо. Итак…
Однажды утром, читая очередной выпуск газеты «Ведомости», в разделе «Комментарии» я наткнулась на словосочетание «независимый наблюдатель на выборах» и стало любопытно. Вот и вся предыстория. Это уже в процессе подготовки любопытство превратилось в подобие гражданской позиции, или как это называют… Кстати, подготовка напоминала то сборы на войну, то приготовления сесть за карточный стол с шулерами. Советы типа «следите за руками» не казались странными. Время от времени кто-то пытался осадить, мол, это не боевые действия, есть закон и он на нашей стороне. Мне иногда тоже казалось, что фонарики, удлинители, диктофоны, фотоаппараты и видеокамеры – это излишне. Ну да, наивные мы. Наверное, всех нас воспитали любящие родители, которые прислушивались к нашему мнению: куда ты хочешь пойти, в кино, или на аттракционы? Давайте обсудим и вместе выберем…
Закон есть. Он напечатан на бумажке. Всё. Точка.
В общем, мы собрались, подготовились, как успели, и пошли работать наблюдателями. И вот скромная картина некоторых наших ошибок.
04.12.2011 07:40 – нас не пустили на избирательный участок, куда у меня было направление наблюдателем от партии «Яблоко». Переговоры через стеклянную дверь с членом комиссии (при этом полиция была с нашей стороны двери и ее тоже не пускали) привели к тому, что в 07:55 мы все-таки оказались в помещении для голосования. Стационарный ящик был уже опечатан, а нас отвлекали от подачи жалобы требованиями показать документы, редакционные задания и еще чёрта лысого. Тем не менее, перед тем, как первый избиратель опустил бюллетень, мы устно потребовали распечатать ящик или, хотя бы, заглянуть внутрь, чтобы убедиться, что он пуст. Некий депутат Антонов (с ним же велись переговоры через дверь) чуть ли не грудью встал на защиту ящика и, под угрозой удаления нас с участка, запретил приближаться к ящику ближе, чем на два метра.

Ошибка первая: испугавшись удаления, мы не стали усугублять ситуацию и отошли.

Стали уже писать жалобу, но посоветовавшись с юристами, решили повременить и «не раскачивать лодку», пока председатель комиссии к нам благосклонна. Председателем была высокая блондинка с намеком на косоглазие, годами младше меня. Она во всем слушалась х.с.г. Антонова и почти не разговаривала с нами, даже если мы обращались к ней напрямую (прим. х.с.г. – хрен с горы). 

Дальше мы решили быть еще более вежливыми и, несмотря на то, что это право прописано в законе, попросили разрешения комиссии установить камеру с видом на прорезь урны. Кстати, урной она называется в привычном для нас значении – ящик для мусора. В ответ на нашу просьбу х.с.г. Антонов поднял невероятный шум, грозящий перерасти в скандал с рукоприкладством. Его основная мысль заключалась в том, что мы здесь и так милостью его, Антонова, и свои камеры и другие требования можем засунуть себе… ну понятно. В дальнейшем любой наш прыжок на месте расценивался как попытка улететь. На любое наше слово (всегда предельно вежливое, ибо мы пытались избежать удаления) х.с.г. Антонов начинал почти кричать, что мы мешаем избирателям и комиссии, куда-то звонил и жаловался, что мы ведем себя неприлично, устраиваем скандалы и нервируем всех вокруг. Надо заметить, что все наши просьбы не выходили за рамки прав наблюдателей и СМИ, прописанных в ФЗ об основных гарантиях и ФЗ о выборах в госдуму. Вопрос о том, почему присутствие наблюдателя от «Яблока» и представителей СМИ х.с.г. Антонова нервировал, а наблюдатель от ЕР нет, разбирать не будем.

Ошибка вторая. Мы временно смирились с тем, что нам не дают установить камеру. А надо было поднимать шум, звонить в ТИК и в прокуратуру, чтобы приезжали, вскрывали ящик или хотя бы разобрались с камерой. Пусть бы мы поставили камеру часам к десяти, а они бы потом доказывали, что у них 40% избирателей проголосовали в первые два часа. Но, увы и ах, мы этого не сделали и мирно сели подсчитывать количество людей, опустивших бюллетени в урны, время от времени поглядывая на комиссию, которая в ответ на наши пристальные взгляды начинала коситься друг на друга, нервно озираться и шептаться.

Подсчитывали избирателей в четыре руки. Мой коллега Володя Камский (в статусе представителя СМИ) делал отметки на листе, где была напечатана последовательность цифр от одного до полутора тысяч. После каждого опущенного бюллетеня он зачеркивал следующую цифру. Я подсчитывала на электронном счетчике. Каждый избиратель – нажатие кнопки. Если требовалось отойти, кто-нибудь один оставался рядом с урной и продолжал отмечать за обоих. За весь день расхождения в наших подсчетах составили 2 бюллетеня.

Этот наш мирный подсчет периодически вызывал вспышки гнева х.с.г. Антонова. Ни один из остальных членов комиссии за целый день ни разу не сказал, что мы мешаем работе. Когда мы заметили, что подсчет не должен занять много времени, так как проголосовавших всего 388 человек, х.с.г. Антонов со странным самодовольством заявил, что мы считали неправильно. Он, мол, за нами наблюдал и видел, что мы отмечали не всех пришедших. Ну, ОК, я готова согласиться, что мы могли пропустить человек 5 максимум. Хотя повторяю, расхождения между моими и Володиными подсчетами составили всего два голоса.
В 20:00 х.с.г. Антонов (не председатель (!), та вообще ходила на задних лапах и во всем слушалась х.с.г.) собрал комиссию и объявил, что перед подсчетом голосов они должны принять решение о том, будут ли представители прессы присутствовать при подсчете голосов, так как по закону они на это права не имеют. То, что в законе о выборах в написано черным по белому, что представители прессы имеют право присутствовать при подсчете голосов, никого не смутило. Ибо законом для этой комиссии был х.с.г Антонов. (N.B. Это было уже не первое наше обращение к закону, пухлое издание которого мы взяли у самой же комиссии. Но, как только мы начинали зачитывать отдельные статьи в подтверждение законности наших требований, комиссия в лице Антонова уходила в глухую оборону, заявляя, что они подчиняются ТИК, и если мы хотим научить их работать, мы должны обращаться туда, а те уже пусть промывают им мозг.)
В итоге комиссия приняла решение оставить представителей СМИ  с условием, что мы все будем сидеть по периметру и не издавать ни единого звука. Любое шевеление, тем более перемещение повлечет за собой удаление всех троих. Нам даже позволили поставить камеру для съемки подсчета голосов (естественно, чего им уже было бояться, все бюллетени были вброшены еще утром). О том, чтобы мы могли подойти так близко, чтобы видеть отметки в бюллетенях при сортировке (как указано в законе) не могло быть и речи.
Мы согласились на эти условия, потому что любые наши протесты могли только ухудшить ситуацию.
Мы сидели спокойно, до тех пор, пока комиссия не подсчитала неиспользованные бюллетени, коих оказалось всего 69. После этого нам стало очевидно, что наша «ошибка» в подсчетах бюллетеней, опущенных в ящик, составила 311 штук!!! У обоих сразу! Мы оба не заметили, как на участок прокрались 311 избирателей сверх подсчитанных нами и проголосовали за…. интересно за кого?... вот интрига-то…
Мы в срочном порядке начали разрабатывать план дальнейших действий. Что мы теперь можем сделать, когда вброс уже совершен? Решили потребовать просмотра списков избирателей, в надежде увидеть там похожие подписи. Заодно написали жалобу о нарушении порядка подсчета голосов, а также решили подстраховаться письменным заявлением на осмотр списков избирателей. Выбрав момент, когда возникла пауза после подсчета голосов и протокол был уже заполнен, я обратилась к председателю комиссии с просьбой принять мои заявления. Как и следовало ожидать, на меня снова налетел х.с.г., не дав говорить с председателем. Заявил, что я вмешиваюсь в подсчет голосов, мешаю работе комиссии, а все мы вместе срываем подведение итогов. И тут же выступил с предложением, а точнее с утверждением, что комиссия должна принять решение о нашем удалении. Вся комиссия потупила глаза и, когда х.с.г. в третий раз повторил: «Они вам мешают! Ведь мешают же! Мы ДОЛЖНЫ их удалить! Голосуем!», подняла руки. Мне показалось, что одна рука осталась не поднятой, но коллеги говорят, мне это только показалось.
Секретарь стала составлять решение о нашем удалении под диктовку х.с.г. Мы с места комментировали, что в нем должны быть указаны пункт закона, нарушение которого послужило причиной удаления, и конкретные действия, которые мы совершали. Здесь, видимо, возникло затруднение, потому что х.с.г. вместе с председателем удалились в чаепитную каморку и стали кому-то звонить. Результатом этих звонков стал приезд наряда полиции, который выдворил нас с участка и повез в Нижегородский ОВД. При этом нам не дали возможности ознакомиться с решением о нашем удалении, несмотря на наши настойчивые просьбы. По-хорошему, нам должны были выдать решение и, если в нем нет клеветы и мы с ним согласны, мы должны были тихо удалиться, не доводя до приезда полиции. Но такой возможности нам не предоставили. Полиция так же не составила никаких бумажек, на основании которых они забрали нас в отделение (тут я не знаю, что должна была делать полиция, может и не должно быть никаких бумажек, хотя предполагаю, что все-таки бумажки должны быть). В участке все прошло вполне мирно. Нам дали написать объяснение и подать заявление на незаконное выдворение с участка на комиссию. Все полицейские были вежливы и милы, хотя и под градусом. Может быть, потому что они просто хорошие люди (J), а может быть, потому что у них под дверью уже дежурили друзья, приехавшие нас поддержать (за что им большое спасибо! полицейские это заметили и сообщили нам). В общем, мы написали все, что хотели, получили копии своих заявлений и мирно вышли из участка. Очень хотелось домой. Все бросить и просто поехать домой. Но решимость Володи ехать в ТИК подавать жалобу на то, что нам не предъявили пустой ящик, восстановила мои силы. Он так и сказал: Я (!) поеду! Подразумевая, что даже если мы все сейчас разъедемся по домам, он в ТИК хоть на оленях, но доберется.
В ТИК нас пускать не хотели. Но благодаря (а может и вопреки) сообщению одного из друзей, что ему в прошлом доводилось работать председателем комиссии, и он порядок знает и нас обязаны пустить, и еще нескольким (провокационным) заявлениям нас милостиво пропустили внутрь и даже устроили срочное заседание по нашей жалобе. На этом заседании мы кратко изложили, как происходило голосование на участке, что мы считали избирателей, что их существенно меньше, чем бюллетеней в ящике, что нас незаконно удалили с участка и увезли в отделение полиции и так далее. По ходу нашего рассказа нас поддерживал представитель «Яблока» в этом самом ТИК Нижегородского района – кажется, единственный человек, который действительно был заинтересован в том, чтобы УСЛЫШАТЬ правду. Выслушав наши объяснения, один из членов комиссии робко произнес: ну вот откуда 460 голосов за ЕР. Этот его робкий выпад быстро заглушили и замяли. Но большинство присутствующих все-таки поцокали языками, покачали головами, высказались на тему «какое безобразие». А потом принялись отечески журить нас за то, что мы не подали жалобу раньше, не позвонили, не сообщили и вообще все сделали неправильно и т.д. и т.п. Конечно же, прошлись по тому, что заявление наше отпечатано на компьютере, что мы заготовили его заранее, а значит пришли в УИК с заготовленной провокацией. На наши объяснения, что все возможные нарушения давно известны, и мы подготовились заранее, чтобы не терять времени на написание заявлений, и если бы не было повода, мы бы их как принесли, так бы и унесли и т.п., у одного из членов комиссии вырвался возглас: «Откуда вам известны возможные нарушения?» Да, действительно, откуда они нам известны?
В итоге заявление наше приняли. Дали нам копию с отметкой о принятии и печатью ТИК (ставить не хотели, если бы я не настояла, так бы и не поставили) и пообещали перезвонить и сообщить, когда можно будет получить письменное решение по ней. С тем мы и вышли из ТИК. На выходе увидели картину, как один из членов ТИК (кажется под изрядным градусом) уже почти с кулаками нападает на того самого представителя Яблока с обвинениями, что он их всех провоцирует и заводит весь день. К месту назревающей драки уже бежал полицейский. Может быть, нам нужно было остаться и в случае чего вмешаться, выступить свидетелями, не знаю что еще… но голова была совершенно пустая. Эти мысли пришли уже когда мы отъехали на приличное расстояние от ТИК. Домой мы вернулись в три часа ночи. Что мы будем делать дальше, я пока не знаю, но что-то делать определенно хочется.
Это только краткое эмоциональное изложение происшедшего и лишь небольшая часть нарушений, сделанных УИКом, и наших ошибок в попытке им противостоять. Мы еще много куда звонили, просили, требовали, консультировались. От тех, кто должен был, по логике вещей, нам помогать, никакой помощи не пришло. А краткие итоги таковы:
1. Даже если тыкать пальцем в закон, избирательной комиссии на это наплевать, они руководствуются чем-то еще (сложившейся практикой, указаниями ТИКа, отсутствием совести, whatever).
2. Попытки привлечь полицию к происходящим нарушениям встречались одной заученной фразой: «Нам все равно, мы не можем принимать ни вашу строну, ни их (УИКа)». Про сторону закона умалчивается. Зачем они нужны были на участке, я так и не поняла.
3. Работа наблюдателем – это не увеселительная прогулка. Это тяжкий и очень нервный труд.
4. Цифры: Всего бюллетеней, опущенных в стационарный ящик по нашим подсчетам – 388 (+-2)
Количество проголосовавших на дому – 32
Количество бюллетеней, оказавшихся в стационарном ящике – 699
Кол-во бюллетеней с отметками за ЕР - более 450
Итого проголосовавших по нашим подсчетам – 420
Итого проголосовавших по данным УИК – 731

К сожалению, доказать наши подсчеты нам нечем. Кроме нашей жалобы о том, что нам не предъявили ящик перед голосованием, мы ничего не имеем. И та, по мнению ТИК, подана слишком поздно и вообще неправильно. Но если компетентные люди нам скажут, что с этим можно что-то делать, мы будем делать. А к следующим выборам подготовимся намного лучше.
И как там нужно писать? Все сказанное является моим личным мнением.